ПОЭМА
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется —
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!»-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю —
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
1961 г.
Памятник советским гражданам и военнопленным, расстрелянным в Бабьем Яру
Памятник «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской Армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем Яру» — монумент в память о более, чем ста тысячах гражданских лиц и военнослужащих СССР, попавших в плен и уничтоженных оккупантами и коллаборационистами в Бабьем Яру во время Великой Отечественной войны.
Во время немецкой оккупации Киева в 1941—1943 годах Бабий Яр стал местом массовых расстрелов немецкими оккупантами мирного населения в абсолютном большинстве — евреев, которых расстреливали по этническому признаку, и которым было приказано явиться на территорию Бабьего яра. Кроме них убивали цыган (тоже по этническому признаку), а также некоторых партийных и советских активистов, подпольщиков и других.
Памятник был установлен 2 июля 1976 года (на территории впоследствии названной Национальный историко-мемориальный заповедник «Бабий яр») в г. Киеве, между ул. Дорогожицкой, Телиги, Ильенко и Оранжерейной. Расположен в верховьях Бабьего яра. До современной застройки здесь находился один из самых больших в Киеве оврагов — длина около 2,5 км, глубина свыше 50 м. По его дну протекал одноимённый ручей, взятый в настоящее время в коллектор.
Анализ поэмы «Бабий Яр» Евтушенко
Евгений Евтушенко, советский поэт, посвятил свое произведение трагедии, произошедшей в Бабьем Яру. Автора потряс не только масштаб жестокости нацистов, но и умышленное замалчивание этих событий. Поэма стала своеобразным протестом против политики Советов и игнорирования Холокоста и травли евреев.
В июне 1941 года, когда войска Германии захватили Киев, советские партизаны устроили взрыв в пункте командования нацистов. Так как уже тогда была пропаганда арийской расы, в гибели немецких военных обвинили евреев. Всех представителей этого народа согнали в овраг, носивший имя Бабий Яр, заставили раздеться и расстреляли. По документам тех времен, за день были убиты 34 тысячи человек, в том числе женщины, дети и старики.
Политика уничтожения евреев продолжалась еще несколько месяцев. Фашисты убивали всех, кого подозревали в сокрытии и принадлежности к еврейскому народу. Много лет советская власть не признавала события сорок первого года частью Холокоста.
Поэма была написана в 1961 году и была переведена на 72 языка. В ней резко осуждались расизм и преследование евреев. Евгений Александрович был также потрясен состоянием огромной братской могилы — место гибели тысяч людей превратилось в свалку.
Он писал:
«Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.»
Помимо выявления антисемитских проблем в СССР, автор поднимает тему бюрократии и нежелания признавать проблемы верхушки власти. За это его обвинили в предвзятом отношении и нелюбви к русскому народу.
В целом, стихотворение вызывает двойственные ощущения — с одной стороны, идет явная пропаганда защиты конкретного народа. При этом трагедии и подвиги советского народа в годы Великой Отечественной войны как бы принижаются, становятся неважными и не страшными.
«Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.»
Эти слова ярко описывают состояние поэта, воспринимающего случившееся в Бабьем Яре как личное горе.
Прочтение поэмы оставляет горькое послевкусие и совсем не лишний раз напоминает о том, что нет народов главней. Те, кто об этом забывают, становятся примерно на один уровень с фашистами, которые убивали женщин и детей в далеком 1941 году.
Анализ поэмы «Бабий Яр» Евтушенко 2 варианта
«Поэт в России больше чем поэт»…
Это выражение у многих ассоциируется прежде всего с этим произведением.
Стихотворение посвящено уничтожению гитлеровцами еврейского населения. Заняв Украину и Киев, немецко-фашистские войска приступили к уничтожению проживавших в этих местах евреев. Расстрелы проходили в местечке Бабий Яр возле Киева. Поначалу люди расстреливались небольшими группами. В течение 29 — 30 сентября 1941 года там было расстреляно около 50 тысяч человек.
Позже там же стали уничтожать не только евреев, в Бабьем Яру расстреливались цыгане и караимы, военнопленные и партизаны, мирные жители Киева. В августе 1942 там же были расстреляны футболисты киевского «Динамо», не пожелавшие проигрывать в футбольном матче с фашистской командой, за что и были отправлены в Бабий Яр/. Всего в 1941—1943 там расстреляны до 200 000 человек.
Долгое время там не было ни то что памятника, но и какого-то знака. Этой темы было не принято касаться.. Мало того в 1950 году городские власти постановили залить Бабий Яр жидкими отходами соседних кирпичных заводов, отгородив местность небольшим валом-дамбой. Через десять лет, в начале весны 1961 года при таянии снега накопившаяся масса прорвала заграждение и хлынула в сторону селений. Произошла громадная катастрофа: были уничтожены дома и другие постройки, кладбище, жизнеобеспечивающие структуры. Жертвами оказались до 1,5 тыс. человек.
Так Бабий Яр стал местом ещё одного преступления — беспамятного и бесхозяйственного одновременно. Но это второе преступление спровоцировало воспоминание о первом, положившем начало массовому уничтожению еврейского населения. В печати стали появляться статьи и воспоминания о расстрелах в Бабьем Яру
По признанию самого поэта стихи возникли как-то неожиданно быстро. Он отнес их в «Литературную газету». Сначала их прочли приятели Евтушенко. Они не скрывали своего восхищения не только отвагой молодого поэта, но и его мастерством. Не скрывали они и своего пессимизма по поводу публикации, из-за чего просили автора сделать им копию. И все же чудо произошло — на следующий день стихотворение было опубликовано в «Литгазете». Как вспоминает сам Евтушенко, все экземпляры того номера «Литературки» были раскуплены в киосках мгновенно. «Уже в первый день я получил множество телеграмм от незнакомых мне людей. Они поздравляли меня от всего сердца, но радовались не все…» О тех, кто не радовался, речь пойдет ниже. Пока же — о самом стихотворении.
Оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Быть может, только повесть «Один день Ивана Денисовича» Солженицына произвела такое же впечатление. Не так много в русской, поэзии стихотворений, о которых бы столько говорили, столько писали. Если бы Евтушенко был автором только этого стихотворения, имя его несомненно осталось бы в русской поэзии. Из воспоминаний поэта:
«Когда в 1961 году, в Киеве, я впервые прочитал только что’ написанный «Бабий Яр», ее (Галю Сокол, жену Евтушенко. -М.Г.) сразу после моего концерта увезли на «скорой помощи» из-за невыносимой боли внизу живота, как будто она только что мучительно родила это стихотворение. Она была почти без сознания. У киевской еврейки-врача, которая только что была на моем выступлении, еще слезы не высохли после слушания «Бабьего Яра», но … готовая сделать все для спасения моей жены, после осмотра она непрофессионально разрыдалась и отказалась резать неожиданно огромную опухоль.
— Простите, но я не могу после вашего «Бабьего Яра» зарезать вашу жену, не могу, -говорила сквозь слезы врач«.
Евгений Евтушенко читает «Бабий Яр»
Это был не просто отклик на расстрел людей — все произведение обличало антисемитизм в его любом виде. Не только фашистов бичует поэтический стих, поэма стала рупором ненависти к любому проявлению национального оскорбления. Кроме того, произведение входило в открытый конфликт с советской тоталитарной системой, включавшей в свою внутреннюю политику антисемитизм и осознанно разжигавшей антисемитские настроения внутри общества (у такой политики были свои экономические причины). Внешне, как обычно, антисемитизм не был документирован как государственная политика, широко провозглашалась дружба народов, но на самом деле в закрытых предписаниях и устных приказах антисемитская политика в СССР велась весьма активно.
Поэма «Бабий Яр» стала событием не только литературным, но и общественным. О нем много и подробно говорил 8 марта 1963 года Никита Сергеевич Хрущев в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы.
«У нас не существует «еврейского вопроса», а те, кто выдумывают его, поют с чужого голоса», — так говорил «коммунист №1» в 1963 году.
Позже, когда Хрущева лишат всех должностей, он в своих мемуарах о Евтушенко напишет совсем по-иному:
«А стихотворение самого Евтушенко нравится ли мне? Да, нравится! Впрочем, я не могу сказать это обо всех его стихах. Я их не все читал… Считаю, что Евтушенко очень способный поэт, хотя характер у него буйный…»
Не раз в прессе встречалось мнение, что «Бабий Яр» стал апогеем сопротивления антисемитизму, принявшему, в отличие от откровенного сталинского, другие формы во времена хрущевской «оттепели». Это был вызов молодого поэта не только власть имущим, но и всей системе. Здесь уместно упомянуть главного редактора «Литературной газеты» Косолапова — он знал, чем рискует, и все же опубликовал стихотворение.
Поэма «Бабий Яр» вызвала не просто раздражение, но злобу у многих литературных современников Евтушенко. Кто знает, может быть, именно с того времени хрущевская «оттепель» совершила первый поворот вспять.
Под давлением цензуры Евгений Евтушенко вынужден был переделать некоторые строфы
Было:
Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну…
Стало:
Я тут стою, как будто у криницы,
Дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
Лежат с евреями в одной земле.
Было:
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Стало:
Я думаю о подвиге России,
Фашизму заслонившей путь собой.
До самой наикрохотной росинки.
Мне близкой всею сутью и судьбой.
Новый текст в угоду партийным руководителям появился. Но — не прижился. Более того: все читатели и исполнители этих стихотворных изменений словно бы и не заметили.
