- Борис Пастернак ~ Ледоход (Еще о всходах молодых…) - 29.02.2024
- Борис Пастернак ~ Единственные дни (+ Анализ) - 23.12.2023
- Борис Пастернак ~ Зима (Прижимаюсь щекою к воронке…) - 27.11.2023
Пастернаком надо переболеть. Не так как корью или гриппом, не ради иммунитета, а так как болеют высокой идеей, мучаясь от невозможности до конца постигнуть, сравнивая свои силы и возможности с силами и возможностями того, кто стал, пусть и на время, открытием, чьими глазами ты вдруг посмотрел на мир и удивился его цельности, яркости, необычности, его высокому трагизму.
Потом это проходит, как проходит в конце концов всякая болезнь, но остается след. Запас поэтической энергии этого поэта, как впрочем и любого большого поэта, так велик, что человек, прочитавший стихи Пастернака, уже не может смотреть на мир так, как он смотрел до него, понимать мир так, как понимал до него. Но это будет потом, с годами, а в юности — полупустой трамвай, томик из «Библиотеки поэта», шепот, потому что нельзя читать эти стихи молча, нужно обязательно их слышать, чтобы видеть, полная отрешенность от скрежета и стука колес, дребезжания стекол, толчков и тряски. И слезы. Потому что кто в юности мог читать эти стихи без слез? Ну хоть эти:
«Зима приближается…»
Борис Пастернак
Зима приближается. Сызнова
Какой-нибудь угол медвежий
Под слезы ребенка капризного
Исчезнет в грязи непроезжей.
Домишки в озерах очутятся,
Над ними закурятся трубы.
В холодных объятьях распутицы
Сойдутся к огню жизнелюбы.
Обители севера строгого,
Накрытые небом, как крышей!
На вас, захолустные логова,
Написано: сим победиши.
Люблю вас, далекие пристани
В провинции или деревне.
Чем книга чернее и листанней,
Тем прелесть ее задушевней.
Обозы тяжелые двигая,
Раскинувши нив алфавиты,
Вы с детства любимою книгою
Как бы посредине открыты.
И вдруг она пишется заново
Ближайшею первой метелью,
Вся в росчерках полоза санного
И белая, как рукоделье.
Октябрь серебристо-ореховый.
Блеск заморозков оловянный.
Осенние сумерки Чехова,
Чайковского и Левитана.
Борис Пастернак «Зима приближается»
О поэзии Бориса Пастернака написано немало. Желающих можно отослать к работам М. Цветаевой, Д. Лихачева, В. Альфонсова, А. Вознесенского… Но все-таки Цветаевой. Ее статья «Лирика и эпос современной России. Владимир Маяковский и Борис Пастернак» была, наверное, первой из серьезных работ, посвященных этому поэту. Парадоксальная, как многое в творчестве поэтессы, она при этом как нельзя лучше передает самую суть эстетики Бориса Пастернака. Не ждите цитат. Их не будет. Полностью эта работа намечена к публикации в собрании сочинений Марины Цветаевой, которое готовится к изданию в серии «Миры» в 1994 г.
Вот почему заниматься анализом творчества поэта мы здесь не будем. Попробуем вместо этого определить его место в культурном мире страны, задумаемся над тем, что в то время когда стихи Б. Пастернака получили широкую известность, т.е. в 1910-1920 годы, творили такие гиганты, как Н. Клюев и С. Есенин, А. Блок и В. Маяковский, М. Волошин и Д. Мережковский, Н. Гумилев и М. Цветаева, А. Ахматова, И. Бунин и… да можно ли перечислить. А ведь жива была еще память об Анненском и других ушедших. Какой же яркой индивидуальностью, каким талантом надо было обладать, чтобы, даже блеснув, не затеряться в этой компании. Пастернак не затерялся. Не мог затеряться в силу особенности своего миропонимания. Выросший среди знаменитостей, он с детства привык воспринимать мир как некую целостность, в которой гений досягаем, доступен, он сам слышал от окружающих, что талантлив. И всю жизнь отдавал себе в этом отчет.
Мироощущение Пастернака удивительно цельно. Мир для него — един во всех проявлениях, будь то добро или зло, красота или уродство. Творчество Пастернака — это постижение гармонии мира, пусть даже через его дисгармоничность, и выражение этой гармонии. И это — на протяжении всей жизни, меняя стиль от экспрессивного, с подчеркнутыми аллитерациями, с образами зачастую чисто зрительными, к сдержанному, наполненному внутренним смыслом, логикой существования и развития явлений, когда внешняя образность уступает место глубинному постижению сути вещей. Воистину, чем мудрее, тем проще, но простота эта сложнее и гармоничнее многих нагромождений тех, кто выдают себя за его учеников. Или считают себя учениками.
Пастернаку тут не повезло, но невезение это, думается, временное, связанное с ломкой многих известных понятий и оценок, когда преуспевавшие ранее вдруг почувствовали, что, лишившись определенной идеологической поддержки (или отталкивания, что почти то же), они валятся в пустоту, и им срочно пришлось искать иную опору. И начались рассуждения о том, кто и что сказал или написал по тому или иному поводу. А уж поводов хватает. И популярность имени Б. Пастернака, его образ, его судьба как нельзя лучше подошли для того, чтобы попытаться по-новому расставить имена, не замечая при этом, что делают они то же самое, что осуждают, клеймят у других.
Но давайте не будем заниматься такими расстановками. История все расставит сама: никому еще не помогала подобная суетливость. Пастернак не был суетлив, никого ни разу не толкнул, пробиваясь к кормушке. Он не пробивался ни к каким кормушкам, и это — тоже счастливая особенность его воспитания, его характера, его таланта. И потому имя его остается в литературе, а не в ее истории, потому поэтический мир Бориса Пастернака, как и мир Пастернака-прозаика, чей приход к нам в полном объеме был гораздо позже, но был не менее ярким и впечатляющим, всегда интересен читателю.
О его прозе следовало бы сказать особо. Так получилось, что слава поэтическая была, а проза… первые опыты в прозе относятся по времени к тем же годам, что и стихи. Но последние прижизненные прозаические публикации (имеется в виду художественная проза) датируются 1930 годом. Так что по-настоящему Пастернака-прозаика мы узнали лишь недавно, после издания в России его «Доктора Живаго». Но что интересно: знание это, оказывается, было в нас еще раньше, оно определялось знанием мира его поэзии, его лирического героя. Как и в стихах, Борис Пастернак не решал в прозе каких-то сиюминутных задач, и это позволило ему уберечься от мелочной суеты, зачастую губящей даже большие таланты. В прозе у него та же задача: отыскать человеку место в едином, меняющемся мире, имея в виду, что герой все-таки от мира не отделим, как и мир не может существовать иначе, нежели в нравственной оценке героя. Думается, что Борис Пастернак с этой задачей справился и тем оправдал свой талант, свое жизненное предназначение.
А. Филиппов
Красивые открытки и картинки о начале Зимы, первом снеге
Александр Семенович Усватов. Первый снег.
Молчанов Олег Иванович. Ранний снег.
Крыжицкий Константин Яковлевич. Ранний снег.
Виктор Бутко. Первый снег.
Владимир Матвеев. Первый снег. 2005
Павлов Пётр Васильевич.
Крылов Владимир. Первый снег.
К.Г. Паустовский»Память о Чайковском».
Художник Г.Светлицкий»П.И.Чайковский».
Чайковский любил эту русскую землю с застенчивой, молчаливой, но неистовой силой. Оставаясь наедине с лесами, наедине с бледным тверским небом, он мог доходить до слез.
То была любовь поистине всеобъемлющая, – от любви к каждой сухой сосновой шишке с застрявшей в ней желтой травинкой до любви даже к лесному подзолу, осыпающемуся с колес неторопливой телеги.
Но самой большой любовью Чайковского были леса – и величавые корабельные сосновые боры, и осиновые разговорчивые рощи, и березовые перелески, зажженные по взгорьям тихим осенним огнем, как сотни белых свечей…
Чайковский называл леса лучшей творческой лабораторией для человека.
